"Восточно-Сибирская правда" от 20 февраля 1997г.	В отдельном окне

Там, на юге Байкала

"Вот будет ружье, фотоаппарат и бинокль на каждый день маршрута”, — сказал мне, студенту второго курса, Николай Реймерс, аспирант, командированный Академией наук СССР на юг Байкала для сбора орнитологических наблюдений, получения фотографий и тушек птиц для зоологического музея в Москве.

Мы пройдем маленьким конным отрядом по хребту Хамар-Дабана, и выходить нам со станции Слюдянка послезавтра, 8 мая 1953 года. Лошадь с вьюком приведут позже.

— Наблюдать с особым тщанием будем птиц хищных, вот бы удалось увидеть восточного дербника! Встречается ли он на юге Байкала, орнитолога еще не знают, — заметил Николай.

Этим словам и той экспедиции теперь более 40 лет. Николай Федорович Реймерс, в последующем крупный исследователь, доктор наук, один из ярких вдохновителей зарождающегося экологического мышления в стране, автор умных, богатых новыми — экологическими — знаниями книг, — ныне покойный.

Поднимаясь вверх по речке Слюдянке — тогда никаких туристов там, естественно, еще не бывало, — шли мы на широких камасных лыжах по почти заметенному следу недельной давности. Это была тропа наблюдателей метеостанции “ Комар”. Смена их продолжалась несколько дней, после этого они возвращались домой, в поселок Слюдянка (она тогда городом еще не была). Нас ждал наблюдатель Россохатский.

Метеостанция — один домик — стоит на перевале от речки Слюдянки до верховья притоков реки Большой Быстрой, действует до сих пор.

Под самым перевалом, уже в сумерках, я, идущий впереди на несколько шагов, потерял след, и сразу же мы оба едва ли не по плечи оказались в снегу. Это восьмого-то мая! Помню, меня поразила эта невероятная высота снега. Много позже я узнал, что юг Байкала, байкальские склоны Большого Хамар-Дабана, правда, на относительно ограниченном пространстве, — самый высокоснежный район едва ли не во всей Восточной Сибири. Здесь, между реками (притоками Байкала) Слюдянка и Снежная, выпадает за год более 1000 мм осадков!

Создатель разбросал по всему Байкалу множество своеоб-разностей. Острову Ольхон, скажем, он выделил степь и всего 200 мм осадков, Чивыркуйско-му заливу пожаловал многорыбье и тепло Средиземноморья, подножию Баргузинского хребта — чуть не кипящие минеральные источники. Но к югу Байкала расположение Создателя было особое. Да хоть с гор, его окружающих, начать! Слюда, мрамор разных расцветок,

тонов многих, тальк, белый и зеленый нефрит, лазурит — не единственное ли теперь месторождение в России, — и много чего еще, вплоть до золота. Горы, плотно заросшие ценнейшим кедровым лесом, аккуратно огранили юг Байкала. Склоны их прорезаны бесчисленным множеством долин и долинок, по которым сбегают в Байкал тающие снега, дожди и слезы каменных вершин. Исследователи давно обнаружили, что слезам этим цены нет для здоровья людей: они с высоким содержанием серебра. В Слюдянке ныне мечтают начать розлив этой чудо-воды из самого близкого к городу источника.

Могучие кедровые леса и малопроходимые каменные завалы гор — курумники да еще плотнейшие заросли остановившегося на Большом Хамар-Да-бане пришельца с востока кедрового стланика сохранили к концу прошлого века на юге Байкала один из последних в Восточной Сибири естественных очагов обитания “золотого” зверька России — соболя. И совсем в недавние времена сюда забегало редчайшее, неразгаданное чудо живой природы — красный волк. Прятался он в бескрайних, темных лесах и горах Хамар-Дабана, Восточного Са-яна, где, подозревают, скрывается до сих пор.

На диво контрастно разрисовал Создатель юг Байкала. Горные склоны у поселка Кул-тук, всего в десяти километрах от дикого многоснежья Слюдянки, всю зиму голые, упавший снег тут же испаряется, остальное уносится частыми очень сильными ветрами. Но зато нигде на Байкале не цветут так ярко и буйно багульником целые мысы! На них не растет больше ничего, травы только. И зацветает багульник тут на полмесяца раньше, чем на берегах северной части Байкала.

О ветрах же на юге Байкала сказать надо особо. Вот известная Сарма, слетающая с гор Приморского хребта, Горная —с Байкальского, ветры — до пятидесяти метров в секунду. Не обделен этим и юг Байкала. Прямо сюда, между двумя горными системами — Хамар-Дабаном и Восточным Саяном, нацелилась Тункинс-кая долина с солидно струящейся по дну ее рекой Ирку-том. Иркут благочинно направился было влиться в самый юг Байкала — сотни километров выдерживал прямое к нему направление, а на последних верстах будто из куража круто бросился влево, в узкую горную щель, заревел на порогах, ши-верах, перекатах. Ангара с ума свела! Влился в нее у Иркутска. Но открытая долина к югу Байкала осталась. Для ветров. И они, зародившись где-нибудь на склонах высочайшей вершины Восточной Сибири Мунку-Сар-дыка, часа за полтора начинают срывать водяную пыль с глад-, кой пока, как натянутый шелк,

поверхности Байкала у Култу-ка, который с тюркского, кстати говоря, переводится как угол, подмышка. Сколько лодок угнали и утопили эти ветры, сколько рыбаков, не ожидающих мгновенно “звереющего” урагана, погибло... Отсюда, с юга Байкала, на все лежащее к северу пространство “священного моря”, раскачивается тяжелый ветер, так и называемый “кул-туком”.

Но в заветренных углах и в местах высоких снегов на юге Байкала природа то ли забыла о суровости своей, то ли отходит

душою, то ли вспоминает далекое прошлое — тепло и влажность третичного периода. Облазив долины всех окрестных речек, направился я однажды по речке Талой, это между Кул-туком и Слюдянкой. Сходите, посмотрите, какие там дуплистые тополища стоят! Вот в таких на Дальнем Востоке, в Уссурийском субтропическом крае, зимуют гималайские медведи! Хозяев-зимовщиков только здесь теперь нет, а были, конечно, раз зимовья их остались. Вот что создает климат на юге Байкала, имеющий, как известно, черты морского. Иркутский геоботаник Н. Епова, очарованная природой южного Байкала, направилась исследовать рас-

тительность в очень высоко-снежных долинах рек Выдре-ной, обеих Осиновок, Мишихи. И нашла там то, о чем догадывалась: эндемиков и реликтов третичного периода. Это целые лесные ассоциации пихтовых лесов и тополевников, ель голубая и многое другое. Их сохранило тепло Байкала и высоких снегов.

По представлению Еповой, поддержанному (оформленному документально) иркутскими исследователями — преподавателями университета М. Корзу-ном, А. Асхаевым, М. Кожо-вым, в 1969 году был учрежден Байкальский биосферный заповедник. А на одной из его. заповедных рек — Мишихе —

Н. Епова погибла, создав себе этот памятник...

Байкал, перегородив собою огромную широтного простирания даль Восточной Сибири, обход себя бредущим оставил только с юга (кто бы полез в неведомые, мерзлые края его севера?). И то — узенькую прибрежную полоску, где и была в 1908 году проложена великая сквозь-сибирская железная дорога. Байкал, огораживая себя с юга, делал это, наверное, уже после сотворения всех своих берегов — северных, восточных, западных. Подустал, надо полагать, расслабился от уверенности в успехах. И проглядел один мысок, он теперь лежит между Слюдянкой и Култу-

ком. Я пролетел однажды низко и почти точно над ним на вертолете. И весь он уместился в одном кадре фотоаппарата. Этакий скалистый, ломаный, очень древний на вид о<йганец. Побывал не раз и на нем самом. Как ему ловко удалось удрать когда-то от воли самого Байкала! Его вздымать берегом собрались, а он, сложившись, под воду унырнул. И стал одним из самых ярких образов великого творения матери-природы на Байкале, изящным замочком на южных воротах “священного моря”. Это тот самый Шаманский мыс, надо полагать, последним сотворенный из нескольких так нареченных на Байкале. Древностью, грустью великой и запустением овевает там душу:

обреченно уходит под воду омертвелый, даже без лишайников ныне, камень, тело же мыска, еще недавно укрытое от холода густыми теплыми березкайи, раздевают, оголяют — дров на костер “туристам” нет! Принести с собою разума не хватает... Цветы еще недавно смело цвели тут, украшали замочек, ныне боятся — выдерут с корнем! Памятник природы на юге Байкала. Уникальный, своеобразный, неповторимый... Неужели так и затопчут, заелозят, зашаркают — уничтожат приезжие и местные “любители” природы?

Чуть в стороне и назад от святого этого мыса, у подножия отступившего от Байкала склона, стоят цепочкой дома, некоторые очень старые. Впервые повидал я деревеньку эту в 1954 году, будучи в составе группы исследователей из Восточно-Сибирского филиала АН СССР. С замиранием чувств ходил среди тех домов студентик иркутского вуза. Еще бы! Мой родительский дом за Байкалом, рядом совсем, построен в 1864 году, а этой деревеньке — более 500 лет! Поставлен тут был Култукский острог в середине. 17 века дружиною самого Похабова. Вот мудрые мужики были, самое доброе место на всем юге Байкала выбрали. Это там, неподалеку, выросли те реликтовые тополя, о чем я выше говорил. Тут тепло, тихо, сравнительно малоснежно, и все-то отсюда на многие версты великого озера-моря видно, как на столе. Увидишь любое настораживающее враждебное движение. Люди и дома один за другим уходили тут в вечность, и только имя навсегда осталось — Похабиха. Где еще на Байкале сохранилось имя первопроходца, воплощенное в название человеческого поселения?

С середины 19 века начались на Байкале, регулярные научные наблюдения:

изменения уровня воды, динамика температуры, прочие метеорологические факторы. Геологи в верховьях речки Слюдянки нашли изверженные породы аж мезозойского периода. Первыми все это начали изучать именно на юге Байкала

ссыльные поляки: Черский, Дыбовский, Годлевский, Ксен-джопольский, Чекановский, которые жили в поселке Кул-тую Как и в Слюдянке, до сих пор там, кажется, нет ни одной улицы с этими именами...

Как много интересного на юге Байкала! Сохранить бы только. Там сейчас три беды: БЦБК, слюдянские сбросы-выбросы, дикая городская свалка у замочка — Шаманского мыса. Последние годы на юге Байкала бывать я стал чаще, и как же изменилось все там с тех пор! Прямо вниз по речке Мыдлянке, уже на самом берегу Байкала, было такое веселое пространство, богатое птицами околоводными, куличками больше всего. Капусту местный колхоз выращивал.

Не узнаю теперь — мертвое пространство, берега речечки убогонькие, грязные. Двухметровую толщу древесной коры навалили на самый берег. Приводили сюда плоты из Бугуль-дейки и Голоустной и выгружали, перегружали на “железку” . Лесопилка стояла. Весь, берег завалили этой мертвечиной. И делать все это надо было обязательно на святом берегу. Байкал теперь волной крутою размывает, разработку производит двухметрового слоя отравы для себя.

Чудную бухточку обезобразили позже причалом. Стоят черные, прячущиеся в пене волн концы связок из бревен с каменной начинкой. Ни одно идущее вдоль берега судно пока не нарвалось на них — в щепки разнесет.

Обширно было приустьевое пространство речки Култучной. Птиц было! А весной и осенью на пролете и того больше. Теперь, рассказал сосед мой, ста-—рожил Култука Иннокентий Павлович, два-три кулика увидишь, и то радость. А все сбросы — выбросы и свалка слюдян-ская. Какие светленькие озерки завалили, зловоние царит... Когда тихо и от БЦБК выброс расползается над югом Байкала, он накрывает и Слюдянку. Свои же, родные, слюдянские выбросы объединяются с пришельцами, и тогда над югом Байкала, чудом красоты природной, висит грязно-серая хмарь. Не поверил бы, расскажи мне все это в те давние годы. Во что можно превратить край этот, когда нет Бога, любви и добра в душе.

Как много экологической, просветительской работы предстоит!

... Да, а тогда, в мае 1953 года, мы с Николаем все же видели восточного дербника! Не напрасно облазили всю Подко-марную, все верховья рек Большой и Малой Быстрых, куда после проложили туристы тропы и дали свои названия “нехоженым” пространствам.

С. Устинов

© "Восточно-Сибирская правда"
Перейти на главную страницу:	ИрГТУ	библиотеки	проекта